Улыбнись

— Мне очень не нравится ваш кашель.
— Не могу ничего поделать, доктор, другого нет...

Приходит женщина на прием к врачу. Разделась до пояса и доктор принялся ее осматривать.
— Что-то Вы мне не нравитесь, — говорит врач.
— Да и вы доктор, не красавец! — обиженно восклицает женщина.

— Нервное заболевание Вашей жены не представляет опасности. С таким неврозом люди живут очень долго.
— А я, доктор, сколько протяну я?

М.М. Зощенко "История болезни"

      Откровенно говоря, я предпочитаю хворать дома.
      Конечно, слов нет, в больнице, может быть, светлей и культурней. И калорийность пищи, может быть, у них более предусмотрена. Но, как говорится, дома и солома едома.
      А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания.
      Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не все понравилось.
      Все-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: "Выдача трупов от 3-х до 4-х".
      Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочел это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моем организме, может быть, она на волоске висит - и вдруг приходится читать такие слова.
      Я сказал мужчине, который меня записывал:
      - Что вы, говорю, товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Все-таки, говорю, больным не доставляет интереса это читать.
      Фельдшер, или как там его, - лекпом, - удивился, что я ему так сказал, и говорит:
      - Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идет от жара, а тоже, говорит, наводит на все самокритику. Если, говорит, вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трех до четырех выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.
      Хотел я с этим лекпомом схлестнуться, но поскольку у меня была высокая температура, 39 и 8, то я с ним спорить не стал. Я только ему сказал:
      - Вот погоди, медицинская трубка, я поправлюсь, так ты мне ответишь за свое нахальство. Разве, говорю можно больным такие речи слушать? Это, говорю, морально подкашивает их силы.
      Фельдшер удивился, что тяжелобольной так свободно с ним объясняется, и сразу замял разговор. И тут сестричка подскочила.
      - Пойдемте, - говорит, - больной, на обмывочный пункт.
      Но от этих слов меня тоже передернуло.
      - Лучше бы, - говорю, - называли не обмывочный пункт, а ванна. Это, говорю, красивей и возвышает больного. И я, говорю, не лошадь, чтоб меня обмывать.
      Медсестра говорит:
      - Даром что больной, а тоже, говорит, замечает всякие тонкости. Наверно, говорит, вы не выздоровеете, что во все нос суете.
      Тут она привела меня в ванну и велела раздеваться.
      И вот я стал раздеваться и вдруг вижу, что в ванне над водой уже торчит какая-то голова. И вдруг вижу, что это как будто старуха в ванне сидит, наверно, из больных.
      Я говорю сестре:
      - Куда же вы меня, собаки, привели - в дамскую ванну? Тут, говорю, уже кто-то купается.
      Сестра говорит:
      - Да это тут одна больная старуха сидит. Вы на нее не обращайте внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует. Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды.
      Я говорю:
      - Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне, говорю, определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне.
      Вдруг снова приходит лекпом.
      - Я, - говорит, - первый раз вижу такого привередливого больного. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо. Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит ее в этом мире лишних пять минут. Нет, говорит, я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
      Тут купающаяся старуха подает голос:
      - Вынимайте, - говорит, - меня из воды, или, говорит, я сама сейчас выйду и всех тут вас распатроню.
      Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться.
      И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть.
      И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это - нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие - в маленьких.
      И даже мой комплект оказался лучше, чем другие. На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве а не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство.
      Но поскольку у меня температура все больше повышалась, то я и не стал об этих предметах спорить.
      А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем.
      Я говорю сестрице:
      - Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я, говорю, каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел. Всюду тишина и порядок, а у вас что базар.
      Та говорит:
      - Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял?
      Я поднял крик, чтоб пришел главный врач, но вместо него вдруг пришел этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял свое сознание.
      Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три.
      Сестричка говорит мне:
      - Ну, говорит, у вас прямо двужильный организм. Вы, говорит, сквозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь, говорит, если вы не заразитесь от своих соседних больных, то, говорит, вас можно будет чистосердечно поздравить с выздоровлением.
      Однако организм мой не поддался больше болезням, только
      я единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием - коклюшем.
      Сестричка говорит:
      - Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули.
      В общем, вскоре организм взял свое, и я снова стал поправляться. Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием. У меня на нервной почве на коже пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: "Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдет".
      А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришел и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жен больных, и весь персонал с ног сбился. Фельдшер говорит:
      - У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.
      Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой.
      Супруга говорит:
      - Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: "По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа".
      Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии Это у них скончался кто-то другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами. В общем, мне почему-то стало неприятно от этого происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошел.
      И теперь хвораю дома.

1936 г.

М.М. Зощенко "Больные"

      Человек - животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны. Старик Дарвин, пожалуй что, в этом вопросе слегка заврался.
      Очень уж у человека поступки - совершенно, как бы сказать, чисто человеческие. Никакого, знаете, сходства с животным миром. Вот если животные разговаривают на каком-нибудь своем наречии, то вряд ли они могли бы вести такую беседу, как я давеча слышал.
      А это было в лечебнице. На амбулаторном приеме. Я раз в неделю по внутренним болезням лечусь. У доктора Опушкина. Хороший такой, понимающий медик. Я у него пятый год лечусь. И ничего, болезнь не хуже.
      Так вот, прихожу в лечебницу. Записывают меня седьмым номером. Делать нечего - надо ждать.
      Вот присаживаюсь в коридоре на диване и жду.
      И слышу - ожидающие больные про себя беседуют. Беседа довольно тихая, вполголоса, без драки.
      Один такой дядя, довольно мордастый, в коротком полупальто, говорит своему соседу:
      - Это, говорит, милый ты мой, разве у тебя болезнь - грыжа. Это плюнуть и растереть - вот вся твоя болезнь. Ты не гляди, что у меня морда выпуклая. Я тем не менее очень больной. Я почками хвораю.
      Сосед несколько обиженным тоном говорит:
      - У меня не только грыжа. У меня легкие ослабшие. И вот еще жировик около уха.
      Мордастый говорит:
      - Это безразлично. Эти болезни разве могут равняться с почками!
      Вдруг одна ожидающая дама в байковом платке язвительно говорит:
      - Ну, что ж, хотя бы и почки. У меня родная племянница хворала почками - и ничего. Даже шить и гладить могла. А при вашей морде болезнь ваша малоопасная. Вы не можете помереть через эту вашу болезнь.
      Мордастый говорит:
      - Я не могу помереть! Вы слыхали? Она говорит, я не могу помереть через эту болезнь. Много вы понимаете, гражданка! А еще суетесь в медицинские разговоры.
      Гражданка говорит:
      - Я вашу болезнь не унижаю, товарищ. Это болезнь тоже самостоятельная. Я это признаю. А я к тому говорю, что у меня, может, болезнь посерьезнее, чем ваши разные почки. У меня - рак.
      Мордастый говорит:
      - Ну, что ж - рак, рак. Смотря какой рак. Другой рак - совершенно безвредный рак. Он может в полгода пройти.
      От такого незаслуженного оскорбления гражданка совершенно побледнела и затряслась. Потом всплеснула руками и сказала:
      - Рак в полгода. Видали! Ну, не знаю, какой это рак ты видел. Ишь морду-то отрастил за свою болезнь.
      Мордастый гражданин хотел достойным образом ответить на оскорбление, но махнул рукой и отвернулся.
      В это время один ожидающий гражданин усмехнулся и говорит:
      - А собственно, граждане, чего вы тут расхвастались?
      Больные посмотрели на говорившего и молча стали ожидать приема.

1930 г. 

На приёме у врача:
- У вас вши есть?
- Есть.
- А чем вы их лечите?
- А они у меня не болеют!

 М.М. Зощенко " Медик"

Нынче, граждане, в народных судах все больше медиков судят. Один, видите ли, операцию погаными руками произвел, другой — с носа очки обронил в кишки и найти не может, третий — ланцет потерял во внутренностях или же не то отрезал, чего следует, какой-нибудь неопытной дамочке.
Все это не по-европейски. Все это круглое невежество. И судить таких врачей надо.
Но вот, за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, высшего образования у него нету. Но и вины особой нету.
А заболел тут один мужичок. Фамилия — Рябов, профессия — ломовой извозчик. Лет от роду — тридцать семь. Беспартийный.
Мужик хороший — слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и ставку по третьему разряду получает.
Ну, заболел. Слег. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылку с горячей водой приложи к брюху — так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жалеючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба что? Баба всплакнула насчет денег, но спорить с больным не стала. Пригласила врача.
Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воробейчик. Беспартийный.
Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит:
— Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспокоите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит и курей кушает.
Сказал и ушел. Счастливо оставаться.
А мужик загрустил.
«Эх, — думает, — так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец, думает, мой не знал легкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай кушает международная буржуазия».
И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не желая никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты.
Баба, конечно, взгрустнула насчет денег, но спорить с больным не стала — поехала. Приглашает.
Тот, конечно, покобенился.
— Чего, — говорит, — я после знаменитых медиков туда и обратно ездить буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне взад-вперед ездить?
Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и сколько деньгами — и поехал.
Приехал. Здравствуйте.
Щупать руками желудок не стал.
— Наружный, — говорит, — желудок тут ни при чем. Все, говорит, дело во внутреннем. А внутренний щупай — болезнь от того не ослабнет. Только разбередить можно.
Расспросил он только, что первый медик прописал и какие рецепты поставил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку — дескать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
И эту записку велит проглотить.
Выслушал мужик, намотал на ус.
«Ох, — думает, — так его за ногу! Ученье свет — неученье тьма. Говорило государство: учись — не учился. А как бы пригодилась теперь наука».
Покачал мужик бороденкой и говорит через зубы:
— Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие подписывать. Может, хватит.
— Нету, — отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки. — Нету. Одно фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от внутренней полная записка нужна.
— Чего же, — спрашивает мужик, — делать? Может, вы за меня напишете, потрудитесь?
— Я бы, — говорит Егорыч, — написал, да, говорит, очки на рояле забыл. Пущай кто-нибудь из родных и знакомых пишет.
Ладно. Позвали дворника Андрона.
А дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может.
Пришел Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за бумагой и стал писать.
Час или два писал, вспотел, но написал:
«Я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
Дворник дома N 6.
Андрон».
Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал — проглотил.
А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив, что за исход он не ручается — не сам больной писал.
А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи все-таки помер.
А перед смертью рвало его сильно, и в животе резало.
Ну, помер — рой землю, покупай гроб, — так нет. Пожалела баба денег, пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть.
Денег с Егорыча не вернули — не таковский, но дело всплыло.
Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули: дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова — и дело в суд. И суду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка велика — разбирайтесь!
А Егорыч заявил на следствии: «Я, братцы, непри чем, не я писал, не я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою поставил, а не больного — недосмотрел я. Судите меня за недосмотр».
А Андрон доложил: «Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запарившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхождения».
Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели же засудят?

1926 г.

Боксер, страдающий бессонницей, на приеме у врача.
Доктор советует:
— Ложась спать, считайте в уме: один, два, три и пока не заснете.
— Это не для меня, при счете 9 я вскакиваю на ноги.

Врач говорит пациенту:
— Вам необходимо каждый день совершать хотя бы небольшую прогулку.
— А в какое время, доктор? Может, утром сразу после того, как я разнесу почту?

Женщина у психиатра в кабинете:

— Доктор, что мне делать? Мой сын уже второй день только и делает, что пускает мыльные пузыри…

— Мадам, детям свойственно увлекаться играми, тут нет никаких причин для беспокойства!

— Вот и я то же самое говорю! А его жена почему-то очень беспокоится…

— Доктор, что мне делать, у меня из ушей морковь растет!!!

— Да как же такое могло получиться?

— И сам не знаю, я сажал кабачки…

Мужчина:
— Доктор, у меня жена ничего не слышит.
Врач:
— Пусть жена подойдет, посмотрим, пропишем таблетки, через день-два будет слышать.
Мужчина:
— Да, как же она придет — дорогу будет переходить, не услышит сигнала, попадет под машину…
Врач:
— Ладно, тогда проведите дома эксперимент: когда зайдете домой записывайте на бумаге — 10 шагов и кричите, затем 9 и т. д. Запишите со скольки шагов отзовется, скажите мне, а я пропишу ей лечение.
Пришел мужчина домой и пишет: «10 шагов» и кричит: Жена, что на ужин? … Молчание.
Пишет: «9 шагов», кричит — нет ответа.
8 шагов… 7… 6…
Подходит к жене на 1 шаг и кричит прямо в ухо: Жена, что на ужин?
Она ему отвечает: Я тебе десятый раз отвечаю — котлеты!